Суд над Бхагавад-гитой / Attempt to ban Bhagavad-gita

Лев Николаевич Толстой и Веды. Путь к абсолютной истине (часть 4)
декабря 11, 2011

Продолжение цикла статей. Предыдущую часть читайте здесь.





Часть 4. Веды в русском фольклоре и народной мудрости

Свояченица Толстого Т.А.Кузминская (прообраз Наташи Ростовой) вспоминала:

“Странно, Лев Николаевич прямо любил “божьих людей”: недоразвитых, полусумашедших, скитальцев, странниц…”

Сам же Толстой писал о своей “какой-то странной физической любви к настоящему рабочему народу, заставлявшей… понять его и увидеть, что он не так глуп, как мы думаем“. Л.Н.Толстой записывал народные сказания, легенды, былины - в том числе и от знаменитого народного сказителя В.П.Щеголенка, чьи былины вошли в собрания таких известных фольклористов, как Рыбников, Гурьев, Гильфердинг, Бессонов, Барсов, Истомин.

Какое отношение к этому имеют Веды? Самое прямое. Еще в 1868 году крупнейший литературный критик России В.В.Стасов в опубликованной ”Вестником Европы” статье “Происхождение русских былин” писал:

“Как в отношении состава, так и подробностей, наши былины - довольно тощий и сильно кастрированный экстракт восточных поэм и песен” (22,с.99).

Впрочем, наверное было бы правильнее говорить не об “экстракте из восточных поэм”, а о том, что на Востоке в большей степени сохранилась ведическая культура, общая когда-то всему человечеству. В последнее время появилось множество попыток реконструкции дохристианских воззрений и верований славян; одна из самых известных работ - воссозданые по фольклорным фрагментам “Песни птицы Гамаюн” А.Барашкова [ Русские Веды. "Наука и религия", М., 1992 ] . Можно по разному относиться к подобным попыткам, но нельзя игнорировать серьезные археологические (раскопки в Аркаиме, Синташте) и лингвистические данные [ Еще А.Гильфердинг заметил, что "язык славянский, взятый в совокупности, не отличается от санскритского никаким постоянным, органическим изменением звуков... Славянский язык не имеет ни одной особенности, чуждой санскритскому" (О сродстве языка славянского с санскритским, Спб., 1853, с.285) ], подтверждающие бытование на территории древней Руси если не ведической цивилизации, то ее отголосков.

Одним из примеров таких отголосков, дошедших до наших дней, может служить рассказ Толстого “Три старца“(2-10,с.342). В нем речь идет о архирее, посетившем островок, на котором жили три старца-аскета. Узнав, что по наивности и безграмотности они молятся странной молитвой - “Трое Вас, трое нас, помилуйте нас!” - архирей разучил с ними “Отче наш”. Сидя на корме удаляющегося от острова корабля, архирей “благодарил Бога за то, что привел Он его помочь божьим старцам, научить их слову божию”, когда увидел приближающихся старцев, бегущих за кораблем по воде как по суху. Приблизившись, они заговорили:

“Забыли твое учение! Пока твердили - помнили, перестали на час твердить, одно слово выскочило - забыли, все рассыпалось. Ничего не помним, научи опять”.

Пораженный служитель Церкви поклонился старцам и сказал:

“Доходна до Бога и ваша молитва, старцы божии. Не мне вас учить. Молитесь за нас, грешных!”

Похожий сюжет, зафиксированный в древнерусских рукописях XVI века, был широко известен в народной (особенно старообрядческой) среде. В ведической литературе есть аналогичные рассказы, доказывающие, что для действенности молитвы нужно не столько формальное выполнение правил и предписаний, сколько искренность обращения к Богу. Одна из известных историй связана с бхактом, из-за незнания санскрита переставившим слова мантры “Господь, Ты свят, а я грешен” так, что получилось “Господь, Ты грешен, а я свят“. И все же при повторении этой мантры он плакал, исполненный любви к Всевышнему. После того, как его поправили, он перестал ощущать экстаз общения с Богом. В конце-концов ему разрешили повторять как прежде:

“Доходна и твоя молитва до Бога…”

Из многих простолюдинов, которых хорошо знал Толстой, вспомним бывшую горничную его бабки (графини Пелагеи Николаевны Толстой) - Агафью Михайловну. После смерти графини она занималась овцами, потом охотничьими собаками. Дочь Толстого Татьяна вспоминала, что ей было присуще глубокое почтение ко всем видам жизни:

“Агафья Михайловна любила не одних собак - для нее всякое живое существо было достойно любви и сострадания. Даже таких противных насекомых, как тараканов и блох, она не уничтожала и сердилась, когда другие это делали при ней. Она их не только не убивала, но и прикармливала. Баранины же, с тех пор, как она ухаживала за овцами, - она в рот взять не могла”(26,с.60).

Такое отношение, вытекающее из понимания духовной сущности каждого живого существа, свойственно многим восточным религиям, в том числе и вайшнавизму [ Пятиклассник Гопал рассказывал мне, как дядя (ночной сторож в школе) взял его с собой на дежурство: "Там тараканы бедные голодные. Им даже пить нечего. Мы воды налили, я им шкурку от картошки дал..." ] (отсюда вегетарианство его последователей). Отец Шрилы Прабхупады оставлял на ночь на полу чашку с едой для крыс, а у Агафьи Михайловны была мышь, которая приходила к ней, когда та пила чай, и подбирала со стола хлебные крошки. Несмотря на полную необразованность, Агафья Михайловна могла формулировать глобальные философские вопросы:

“Вот лежу раз одна, рассказывала она, - тихо, только часы на стене тикают: кто ты, что ты, кто ты, что ты? Кто ты, что ты? Вот я и задумалась: и подлинно, думаю: “Кто я, что я?” Так всю ночь об этом и продумала”(26,с.65).